— Умру, — согласился Райдо. — И я не хочу умирать. А ты?
Ийлэ покачала головой. Она тоже не хочет.
Она спустится.
Скоро.
— Малышка плачет… с ней Нат, но Нат и сам… ему не очень хорошо. Ему вообще нельзя было оборачиваться, но по-другому никак… шел за мной, а меня повело на луну.
Рука его близко.
И тяжело, наверное, держать ее вот так, вытянутой. Рука не дрожит. Выглядит такой обманчиво надежной, но Ийлэ не готова поверить.
— И дому без тебя плохо… пойдем.
Пойдет.
И она почти решилась уже, почти коснулась его, но порыв ветра ударил по башне, и та застонала.
А если обвалится?
Старая уже. Древняя даже, ей ведь немного надо. Ийлэ живо представила, как по каменной стене ползет трещина, вначале медленно, но с каждой секундой быстрее.
И камни падают внутрь.
Камни тяжелые. Они проламывают и гнилые перекрытия, и ступеньки эти, и саму Ийлэ…
Надо бежать.
Прочь.
Скорее, но как, если Ийлэ и пошевелиться не в состоянии? Только и может, что глотать слюну, которой вдруг стало много. Со страху мутит…
— Девочка моя, послушай меня, пожалуйста, — Райдо подобрался.
Близко.
Зачем он пришел?
Слишком огромный, неповоротливый. Одно неосторожное движение, и башня рухнет. А он словно и не слышит ничего.
— Меня и только меня… ты мне не веришь, но без тебя я и вправду погибну, а поэтому буду тебя беречь. Логично?
Ийлэ кивнула.
— Я не причиню тебе вреда…
— Уходи.
— Только если с тобой.
Он сделал шаг. И будь Ийлэ смелей, она бы отступила, но чернота лестницы пугала ее не меньше, чем Райдо.
— Мы вместе уйдем отсюда, ты и я… домой… я тебя донесу, хочешь?
— Уходи.
— Ты устала. Я знаю. Зимой альвы спят, а ты спишь мало. И еще ненависть сожгла, так?
Ийлэ кивнула, пожаловалась:
— Теперь пусто.
— Бывает. Пустота — это не страшно. Мы заполним ее, обещаю. Только пойдем, — он взял ее за руку, осторожно, но крепко. Пальцы Райдо были ледяными.
Замерз, наверное.
Ему нельзя замерзать. И болеть тоже, потому что болезнь ослабляет.
— Вставай, Ийлэ…
Она поднялась.
И сделала шажок, сердце екнуло, когда нога, казалось, скользнула в пустоту. А вдруг и нет следующей ступени?
Есть.
И выдержала.
— Вот так, моя ты девочка… и еще шаг… и следующий… тут уже близко. Ты, главное, ветер не слушай, ничего хорошего он не расскажет, а вот я… знаешь, в следующий раз мы в город вместе поедем. Я коляску заложу… тут же есть коляски?
Ступенька за ступенькой.
Коляски?
Наверное, есть. Раньше были… на конюшне смотреть надо… Ийлэ посмотрит, потом, когда буря утихнет и эта непонятная слабость пройдет.
— Я сильная.
— Конечно, сильная, только очень устала прятаться… страх, он пройдет… потом, позже… веришь?
Нет.
Но если слушать его, то спускаться легче.
А лестница выглядит бесконечной. Свеча почти погасла, горячий воск облизывает пальцы, Ийлэ шипит, но терпит. Она не готова остаться в темноте.
— Вот так… умница ты моя…
…и последняя ступенька все же хрустнула, переламываясь, но упасть Ийлэ не позволили.
— Все хорошо. Мы уже почти дома… видишь?
Он держал ее, прижимая к груди, крепко, так, что еще немного и больно будет, но Ийлэ не вырывалась. Ей вдруг стало невероятно спокойно, словно бы этот пес самим своим появлением прогнал все ее страхи.
Так не должно было быть.
Но было.
— Все хорошо, — шепотом повторил Райдо на ухо. — Все уже хорошо…
Ийлэ закусила губу: нельзя плакать. Не сейчас, когда действительно все хорошо. Почти.
— Ну что? — он все-таки отпустил. — До дома дойдешь? А то мне бы одеться. И замерз, как скотина…
…дошли.
И Нат, набросив на плечи меховое одеяло, нес малышку, которая успокоилась. Ийлэ шла сама. Почти сама. Она вцепилась в руку пса, и наверное, ему было больно, но разжать пальцы было выше ее сил. Судорога свела.
Конечно, судорога.
Пройдет.
Саму дорогу, недолгую, в два десятка шагов, Ийлэ запомнила плохо. Она вдруг очнулась на пороге, перед дверью, и то лишь потому, что Райдо бросил:
— Твою ж мать…
Он выругался, а Ийлэ не сразу сообразила, что злится не на нее.
…с двери, надежно запертой на засов, на Ийлэ скалилась собачья голова.
— Не смотри! — Райдо попытался развернуть ее.
— Нет.
Облепленная снегом.
И некрасивая. Ненастоящая какая-то. Но от головы пахло кровью, правда, запах этот был слабым, но отчетливым.
— Не смотри, девочка моя… это не тебе… это мне угрожают… и пускай, я не боюсь, — он коснулся холодными губами макушки Ийлэ, — теперь я точно ничего не боюсь.
И дверь толкнул.
— А… — Ийлэ вдруг показалось донельзя несправедливым, что эта голова останется снаружи. Буря ведь. И холод. И снег. И собака не виновата…
…за что с ней так?
— Я потом сниму, — пообещал Райдо. — Ладно?
Ийлэ согласилась.
Альву Райдо уложил в постель.
Она не сопротивлялась. Она вообще изменилась за эти несколько часов, и перемены, говоря по правде, пугали Райдо.
Тихая.
Послушная.
Неживая. Она позволила раздеть себя. И легла на бок, отвернувшись к стене. Обняла малышку, которая и сама лежала тихо, чувствовала, верно, настроение. Ийлэ лежала так, с открытыми глазами, уставившись на стену, а стена эта была холодной, потому как весь этот треклятый дом выстыл…