Семь минут до весны (СИ) - Страница 50

И одеяла у нее есть.

И чай Нат утром носил, не только чай, но и завтрак… и просить-то не пришлось, еще выговорил, что альва там…

…хорошо, про приступ не знает, а Райдо рассказывать не станет.

…и альва промолчит.

Он не просил об этакой услуге, но знал наверняка — промолчит. Она ведь сидела вчера, близко, и эта ее близость сама по себе была обещанием.

Райдо, хоть и опиум одурманил, распрекрасно помнит все.

Дурноту.

И внезапно ожившую тварь, которая заворочалась, причиняя невыносимую боль. Собственное желание увидеть альву, не потому, что он ждал помощи, тогда, поднимаясь на чердак, он надеялся, что тварь утихнет сама собой, но… ему нужно было знать, что с альвой все в порядке.

Ей тепло.

И спокойно. И малышка не осталась без молока.

И вообще, его место там, рядом с ними…

На чердаке сквозило, и было холодно, но холод этот отрезвил настолько, насколько это вообще было возможно…

Райдо помнил запахи и звуки, проходившие как бы мимо затуманенного его сознания, и темные раскосые глаза альвы, которые слабо светились в темноте… и прикосновение ее случайное, опалившее… жаль, не продлилось долго… и ладони ее у себя на висках.

Губы близко-близко.

Шепот.

А он ни слова не разобрал…

…и просьбу свою, глупую, детскую…

…а он просто ненавидел одиночество…

Райдо тряхнул головой: об этом он подумает позже, а сейчас ему другим бы заняться.

— Рассказывай дальше, — велел он, и Нат, который явно обрадовался, что очередная неприятная для него тема закрыта, заговорил.

— Младшую я вернул. От нее пахнет очень вкусно. И еще у нее волосы кучерявятся смешно… когда мы ее заберем, я потрогаю.

— Волосы?

— И волосы тоже. Еще нос хочу… ну, потрогать… и уши… она меня совсем не боится, представляешь? И еще слушала!

— Нат! — сегодня, наверняка в честь наступления зимы, Нат был особенно невыносим. Он насупился, но все же заговорил по делу, оставив волосы и уши будущей невесты в покое.

— Докторша вышла в четверть третьего.

…Нат не спал.

Он вообще спал мало и тревожно, поскольку, стоило заснуть нормально, и он возвращался на то треклятое поле, которое его обмануло.

Самое странное, что Нат прекрасно осознавал, что спит, но это осознание не спасало. Он ступал по мягкой траве, такой неестественно аккуратной, травинка к травинке, что и во сне это казалось подозрительным. Нат останавливался и нюхал траву.

Она травой и пахла.

Землей еще. Ромашкой, мятой… мышиными тропами, норами шмелиными, медом и пыльцой. Но во сне запахи были упорядоченными, они возникали и пропадали, убеждая Ната, что на этот раз все будет иначе: он дойдет до края.

И доходил.

Почти.

Он уже видел опушку леса и тонкие белые хлысты березок, в гривах которых проклюнулась характерная желтизна увядания.

Всего-то десяток шагов.

И земля расползается.

Тонет трава, выбирается на поверхность черная жижа, которая липнет к лапам, и Нат останавливается, хотя останавливаться никак нельзя. Единственный его шанс — бежать.

Лапы вязнут.

Все глубже и глубже, шипит чешуя, которую разъедает плывунец.

Хлюпает что-то.

Вздыхает.

А потом Нат проваливается с головой, чтобы вынырнуть из сна в явь. Он умирает и, проснувшись, продолжает чувствовать себя мертвым. Хорошо, что не кричит… Райдо рядом, услышал бы, а ему нельзя волноваться, когда он волнуется, ему становится хуже.

Поэтому Нат спал мало.

И старался засыпать на рассвете, потому что знал, что кошмарам не нравится солнце.

В эту ночь чужаки, которые принесли в дом множество запахов — и все запахи категорически Нату не нравились, кроме, пожалуй, тех, которые принадлежали младшей в их куцей человеческой стае — растревожили его.

Нат присматривал.

Сначала за альвой, которой люди тоже не понравились и она сбежала на чердак. Потом и за самими людьми. Они притворялись гостями, но вели себя совсем не так, как гостям положено.

И Нат устроился в коридоре.

Ждать.

Ждать он научился, и ожидание вовсе не тяготило. Напротив, нынешнее было даже в удовольствие. Он думал о человечке, которую обязательно заберет себе, потому что собственной стае она не нужна. А Нат будет о ней заботиться.

Он купит ей платье.

И шубу тоже, чтобы она не мерзла.

И еще украшение, не такое, как она просила передать альве, а другое, но тоже хорошее.

У Ната есть деньги. И Райдо помочь не откажется. Рассердится, конечно, за самоуправство, но и хорошо, если сумеет рассердиться, потому как в последнее время ему все было безразлично… а так покричит и успокоится.

Поможет выбрать комнату, чтобы теплая.

И ковер на пол обязательно, а то человечка ходит почти босиком и ноги мерзнут. Ноги у нее аккуратные, и сама она… и пахнет медом. Мед Нат любил. А говорить о себе — не очень, но человечка внимательно слушала и взяла клятву, что Нат не будет лгать. Он и без клятвы старался говорить правду, а тут… она смешно морщила нос и щурилась, и все время губу покусывала.

Но главное, что слушала.

И так… ему вдруг захотелось рассказать обо всем.

О том, что отец его умер уже давно, когда сам Нат был маленьким, и потому отца он не помнит, а братьев — наоборот, помнит очень даже хорошо, только они тоже умерли.

И мама…

Сердце не выдержало, когда в списках имена прочла. Тогда ее смерть показалась едва ли не предательством, и Нат на маму обиделся, но потом понял, что умирать она не хотела. Не стала бы бросать, если бы могла.